Так задумано свыше - Страница 7

Там же, в то же время… Ждать оставалось целую ночь и еще полдня. По тогдашним моим меркам — вечность.

Чтобы убить время, в одиннадцать утра я отправилась на Пятую авеню и зашла в Метрополитен-музей, где битый час бродила по залам с рыцарскими доспехами, старинной английской мебелью и штуковинами, которые выглядели как обычные фарфоровые изделия. Однако ни буфеты красного дерева, ни вдавленные внутрь стеклянные потолки почти не останавливали на себе моего внимания. Думать я могла об одном — о предстоящей встрече, а изучить сокровища музея пообещала себе чуть погодя. Около трех, даже не думая, что пора перекусить — от волнения у меня совершенно пропал аппетит, — я вышла из музея с намерением взять такси и ехать в аэропорт.

Лучше явиться раньше и подождать в баре, решила я, сбегая по лестнице. Чем опоздать и упустить столь неправдоподобно редкую возможность, а потом всю жизнь кусать локти.

Эх, верно говорят: не допускай черных мыслей. Не стоит даже в шутку рисовать себе злополучное будущее. Случается, мрачные фантазии становятся реальностью. Причем в самую неподходящую пору.

Напротив входа желтело такси, и я уже было сделала шаг в его сторону, но тут услышала заливистый детский плач, резко остановилась и принялась крутить головой. Сначала мне подумалось, что надрывается какой-нибудь озорник, которого отчитала строгая мать, но никаких матерей поблизости не было. На нижней ступеньке сидел и ревел мальчик лет четырех, совершенно один.

— Едете, мэм? — спросил таксист, выглядывая в окно.

— Гм, минутку… — пробормотала я. Бросать малыша одного было нельзя, следовало хотя бы подойти и узнать, что стряслось, где его родители.

— Скорее решайте, не то уеду, — нетерпеливо предупредил таксист, будто в упор не видя мальчика. — Время — деньги. Торчать там, где нет клиентов, сами понимаете…

Уже направляясь к ребенку, я бросила через плечо:

— Да-да, понимаю. Я сейчас.

Увидев меня, мальчик задрал голову. Его личико было красное от слез и перепуганное, рот — перекошенный прямоугольник — ни на миг не закрывался, плечики содрогались от рыданий.

— В чем дело? — спросила я, присев перед малышом на корточки.

Ребенок залился еще более пронзительным плачем, закачал головой и схватился за штанишки. Я только теперь заметила, что они сверху и до самых колен мокрые.

— Описался?

Мальчик закивал.

— Ну-ну, не расстраивайся. Такое с каждым случается. — Я подсела к нему, прижала его к себе и стала утешающе похлопывать по спинке. — Перестань, слышишь? Плакать совершенно не из-за чего.

Вопли ребенка, вместо того чтобы пойти на спад, стали еще более невыносимыми. Мою душу мало-помалу уже обволакивало страшное предчувствие.

— Ну же, малыш, успокойся. Успокойся и скажи, как тебя зовут.

— Дэн-ни, — сквозь плач выдавил он.

— Отлично! — как можно бодрее воскликнула я. — Теперь объясни, где ты живешь, я отведу тебя домой, а мама переоденет и вытрет твои щечки.

До меня только теперь дошло, что жилых домов поблизости нет, и стало еще тревожнее. Мимо проходили люди, но до плачущего Дэнни никому не было дела.

— Ну как хотите! — крикнул таксист, заводя двигатель.

Я мысленно чертыхнулась, но тут же взяла себя в руки. Пусть проваливает. Разберусь с Дэнни и возьму другое такси, они здесь на каждом шагу. А времени еще достаточно.

— Так где ты живешь? — повторила я вопрос, наклоняясь к мальчику, который, слава богу, пригревшись у меня под боком, начал успокаиваться и больше не верещал как резаный.

— Не знаю, — всхлипывая ответил он.

Вот тебе раз! — подумала я, быстро соображая, как быть. Может, купить ему в ближайшем ларьке мороженое или леденцов и оставить его здесь? Пока он будет занят угощением, отыщется куда-то запропастившаяся мать или в крайнем случае найдется другой доброхот, не спешащий на самую важную в жизни встречу?

Я уже стала осматриваться по сторонам, ища глазами магазинчик или торговую палатку со сладостями, когда во мне заговорила совесть. А вдруг с его матерью что-нибудь стряслось? Попала в аварию, поскользнулась на лестнице и свернула себе шею? Или вдруг он был вовсе не с матерью, а с несознательной старшей сестрой, престарелой бабушкой или с нерадивой няней? Что, если он выскочит на дорогу и угодит под колеса? Или станет жертвой мерзавцев, которые продают детей на органы или заставляют их сниматься в жутких фильмах для извращенцев. Мой взгляд невольно упал на штанишки притихшего Дэнни.

Во мне все громче говорила совесть. Ведь, если он просидит мокрый на ветру еще часок-другой, не иначе заболеет. Нет, бросать его нельзя.

Я с тяжелым вздохом поднялась и взглянула на часы. Десять минут четвертого. Черт!

Дэнни в ужасе округлил красные глаза.

— Ты куда? — Его личико снова скривилось, и опять задрожали губы.

Я положила руку ему на голову.

— Не бойся, малыш, я тебя не оставлю. Но ты должен мне рассказать, почему сидишь здесь один.

— П-потому… что… — стараясь не плакать и заикаясь, начал Дэнни. — Было очень много людей… Я шел и шел, звал папу, но он не слышал меня… Потом людей больше не было… Нет, были, но мало. А папа не приходил… Я испугался, захотел кушать… Заплакал и побежал… Потом очень устал и сел…

— Все ясно. Ты заблудился.

Дэнни посмотрел на меня несчастным взглядом и вытер кулачком беззвучно выкатившуюся из глаза слезу.

— Заблудился — значит, потерялся, — объяснила я. — И не знаешь, где папа и где твой дом.

Ребенок всхлипнул и кивнул. Я протянула ему руку.