Чарли встряхивается, резво поднимает заднюю лапку и пускает струю прямо на колесо моей микролитражки. Эдвин смеется.
— Натерпелся, бедняга. А… давно он у вас?
Черт! Явно догадался, что это не моя собака.
— Нет, недавно… — Сколько Чарли лет, я не имею представления, не знаю и того, можно ли по собачьему виду определить примерный возраст. — Вообще-то он не совсем мой, а моей… мамы. — Усмехаюсь про себя. Тогда как я все детство мечтала о собаке, моя мать приходила в ужас даже от намеков на то, что мне хотелось бы завести щенка.
— Понятно, — кивает Эдвин.
Надо скорей проваливать, думаю я. Пока он не задал такого вопроса, ответ на который я вообще не сумею придумать. Беру Чарли на руки, хоть он определенно был бы не прочь погулять еще.
— До свидания, — говорю я Эдвину, протягивая руку.
Он легонько сжимает ее и смотрит в мои спрятанные за очками глаза.
— Вы не передумали поужинать со мной?
— Нет, — говорю я, и в это мгновение мне кажется, что Эдвин знает, кто я такая, и просто подыгрывает мне.
Он слегка потрясает мою руку и отпускает.
— Тогда до встречи. Буду ждать завтрашнего вечера с нетерпением.
— До встречи, — тихо отвечаю я, садясь в машину.
— Это немыслимо, даже опасно! — зужу я, ходя взад-вперед по бледно-желтому пляжу.
Мэгги сидит на песке и смотрит на океан, но помедитировать никак не может, потому что из меня бьет неостановимый поток слов.
— Стоит ему спросить еще что-нибудь — о Чарли или о моей жизни, — и я, честное слово, попадусь! У меня никакого опыта врать и прикидываться другим человеком.
— В этом ты не права, — монотонным голосом произносит Мэгги. — Опыт у тебя уже есть, ты набралась его сегодня.
— Да забудь ты хоть на пять минут про свои дурацкие медитации! — нетерпеливо требую я. — У меня, можно сказать, решается судьба, а ей, видите ли, именно сейчас приспичило обновить душу.
Мэгги цокает языком и бросает на меня укоризненный взгляд.
— С тобой обновишься! Прости, но я не понимаю, в чем твоя проблема!
Останавливаюсь и устало опускаюсь на песок рядом с подругой.
— Моя проблема в том, что я не представляю, как поеду завтра на этот ужин.
— Тогда позвони ему и скажи, что у тебя внезапно поменялись планы, — предлагает Мэгги. — Самый простой выход. К тому же ты все уже выяснила: он тебя волнует, не женат, повел себя не так, как в прошлый раз, значит, уж точно не поет всем подряд одну и ту же песню, а главное — до сих пор помнит то прелестное создание, которое мелькнуло в его жизни ослепительной вспышкой. Наверняка речь о тебе.
Пожимаю плечами.
— Я в этом не уверена.
— Ну и зря. — Мэгги меняет позу — садится, вытягивая перед собой ноги, наклоняясь назад и упираясь ладонями в песок. — Между прочим, на одной из банкнот, которые ты отдала Хордхаусу, был записан телефонный номер.
— Чей? — не особенно вникая в смысл ее слов и не переставая думать о своем, спрашиваю я.
— Болвана из Сан-Франциско. Мы познакомились на вечеринке у Софи. Привязался — мол, дай телефон. Я сказала, что у меня его нет. Думала, он поймет, что я имею в виду, но этот осел тотчас взмолился: тогда запиши мой. У меня не нашлось клочка бумаги…
Дергаю головой. Разговаривать о болванах, оставивших Мэгги телефонный номер по меньшей мере две недели назад, сейчас совсем не время.
— Не могу я, понимаешь? Не могу так — и все!
Мэгги вздыхает.
— Ты все про своего Эдвина?
— Естественно! — возмущенно говорю я. Эмоции из меня так и хлещут, наверное потому, что пришлось целый час держать их в узде. — И имей в виду: пока мы не решим, что мне делать, я от тебя не отвяжусь.
— Прекрасно! — восклицает Мэг. — Только я, по-моему, уже сказала, как бы поступила на твоем месте.
Вскидываю руки с растопыренными пальцами и трясу ими в воздухе.
— Он расстроится, Мэг! Станет ломать голову, не обидел ли меня неосторожным словом.
— Поговори с ним очень сладким и приветливым тоном, — советует Мэгги.
— В любом случае, он решит, что я просто хочу от него отделаться! — Я спорю больше сама с собой, уже зная, что все равно поеду на встречу с Эдвином.
Мэгги бросает на меня косой взгляд.
— По-моему, ты чересчур долго обмусоливаешь эту проблему. С мужчинами так нельзя.
— Как?
Мэгги пренебрежительно фыркает.
— Расстроится! Подумает, что его не желают видеть! Ну и что тут особенного? Всем нам приходится чуть ли не каждый день огорчаться — по мелочам или по-крупному. Без расстройств жизнь не жизнь.
— Ты не понимаешь! — В отчаянии я всплескиваю руками. — И знаешь почему? Потому что ты ни разу никого не любила по-настоящему.
— А Тим что, не в счет? — вскидывая голову, обиженно спрашивает Мэгги.
Они встречались восемнадцатилетними подростками, потом Тим решил, что его призвание служба в армии, уехал в военную школу, и с тех пор Мэг о нем ничего не слышала.
— Еще вспомни своих детсадовских женихов!
— Какая разница, детсадовские они, школьные или университетские? Главное — чувства. — Мэгги надувает губы и щурясь смотрит на океан.
Примирительно похлопываю ее по спине. В ту пору, когда от нее сбежал Тим, она правда сильно страдала. А я перегибаю палку.
— Да-да. Прости.
Мэгги вздыхает.
— Если мой план тебе не по душе, поступай по-своему, — устало говорит она. — Не пойму, чего ты от меня хочешь.
— Чтобы ты порассуждала со мной, — жалобно говорю я. — Может, мне завтра же приехать к нему без дурацкой маскировки, а?
Мэгги задумывается, а мне уже представляется счастливая минута узнавания и соединения до конца дней. Губы растягиваются в мечтательной улыбке, в душе разливается волнующе-сладкое тепло. Внезапно из моего кармана раздается звонок сотового, и улыбка сбегает с моего лица, а душа, охваченная неприятным предчувствием, вмиг остывает.